Материальная культура Великого Новгорода XIII – XIV вв. демонстрирует ярко выраженное влияние восточных изобразительных традиций, привнесенных новыми контактами с обширным художественным миром Монгольской империи. Наряду с массовыми вещами встречаются выдающиеся произведения прикладного искусства, к числу которых относится ряд резных предметов из рога с изображением фантастических животных. Основная проблема заключается в анализе происхождения этих образов, находящих ряд аналогий среди находок золотоордынских городов. Искусство Монгольской империи формировалось под сильным влиянием Китая, что находит отражение в ряде предметов, декорированных изображениями драконов, имеющих узнаваемую стилистику и иконографию. Новгородский бестиарий, сформированный, вероятно, под сильным влиянием искусства Золотой Орды, не находит абсолютных аналогий среди произведений искусства, сформированных искусством династии Юань, демонстрируя, таким образом, гибридную природу собственных образов.

Одной из характерных особенностей средневекового искусства является роль, которую в нем играли образы животных, составлявшие единый ансамбль вместе с растительными мотивами, религиозными и светскими сюжетами. К XII в. на всем пространстве Европы, Ближнего и Среднего Востока распространился единый набор однотипных изображений, который мы будем называть «зооморфным каноном». Одно из самых заметных мест в этом каноне занимает образ крупного хищника, показанного в сильном движении или угрожающей позе. Его отличительной чертой является сочетание условной «свирепости» с высокой степенью стилизации и декоративности, выражающейся, в частности, в широком применении пышных растительных элементов. Этот образ, синкретический по своему характеру (сочетание зооморфных и растительных мотивов), имеет, как представляется, и «гибридное» происхождение. С одной стороны, он, несомненно, развивает восточную традицию соединения изображения крупного хищника с растительным орнаментом. Однако на Востоке, начиная с постсасанидского периода и кончая высоким средневековьем, в характере этого образа ощутимо сказывается восходящая к античности натуралистическая тенденция, отчего он имеет более «спокойный», вялый, менее «тератологический» облик, а растительные элементы менее активно включаются в построение самого изображения, чаще выступая в традиционной роли заполнения фона. С другой стороны, обе указанные черты – «тератологический», демонстративно «свирепый» характер и участие растительных мотивов в построении изображения – чрезвычайно выражены в серии памятников второй половины X в. Северной, Восточной и Центральной Европы – Скандинавии («большой зверь» Большого Еллингского камня, Бамбергского и Камминского ларцов), Венгрии и Руси (Большой ритон из Черной могилы), очевидно, своим праздничным и импозантным характером соответствуя идеологии формировавшихся в этом регионе молодых государств. И если применение растительных элементов и отчасти сам мотив крупного хищника восходит к восточной традиции, то «тератологичность» этого образа развивает многовековую традицию скандинавского звериного стиля, который, вступая в X в. в синтез с континентальным европейским искусством, играет роль не только получателя новых культурных и стилистических импульсов, но и источника влияния на складывающийся общеевропейский зооморфный канон.