Зенкин Сергей Николаевич

Доклад содержит методологические замечания, связанные с проектом нового исторического труда о французской литературе ХХ века. В нем критикуется традиционная нарративная история и предлагается изучать историю литературы как историю читательской культурной памяти, а историческое время членить не на однородные «периоды», а на фазы «постепенного развития» и «взрыва», согласно Ю.М. Лотману. Такой концептуальный подход к истории может быть особенно полезен при изучении иностранной литературы, давая исследователям возможность использовать преимущества своей культурно-национальной вненаходимости.

В 1957 г. Жорж Батай издал сборник своих критических статей под названием «Литература и Зло». Опираясь на творчество семи писателей XIX–ХХ веков, от Уильяма Блейка до Жана Жене, он показывает сущностную связь литературного творчества с трансгрессией – нарушением запретов. Именно в трансгрессии человек переживает Зло – в своих отношениях с безличными социокультурными требованиями, а не с конкретными другими людьми. Это означает, что Зло у Батая мыслится скорее в религиозном, чем в этическом плане, хотя и локализуется целиком в опыте индивида и в процессе антропогенеза, без апелляции к каким-либо сверхъестественным инстанциям.
На самом деле межличностные отношения все же учитываются Батаем, но не в этике, а в эстетике: для литературы это отношения автора с читателем. Батай определяет их понятием «сообщения» – интенсивного психического обмена, который доходит до взаимного уподобления участников, подвергающего риску личностную устойчивость каждого из них. За уклонение от «сообщительности» Батай критикует некоторых разбираемых им авторов (например, Жана Жене), за недооценку этого художественного фактора в критике порицает экзистенциальные биографии писателей, которые создавал в те же годы Жан-Поль Сартр.
В предполагаемом докладе будет прослежена логика батаевской «сверхморали» и показано ее место в философском исследовании миметической коммуникации – специфической формы социального обмена, при которой транслируются не смыслы, а энергетические импульсы. В литературе такая коммуникация, находясь по ту сторону моральных категорий, «сообщает» читателю трансгрессивное Зло; она не примиряет его с устойчивыми понятиями о Добре, но заставляет пережить экстаз, напоминающий о религиозных корнях искусства.

Доклад имеет целью пересмотреть знаменитую лотмановскую концепцию «семиосферы», опиравшуюся на гносеологию объективного научного знания. Это понятие содержит два различных представления о семиосфере – как о глобальном целом, охватывающем все культурные феномены, и как об ограниченной области, противопоставленной своему окружению (отсюда значимость границ таких «мыслящих миров»). Эта семантическая двусмысленность отражает противопоставление натуралистических и социологических представлений о тотальности и двойственное значение негативности, которым управляются эти понятия. Лотман, в поздний период своего творчества особенно увлекавшийся естественными науками, пытался экстраполировать их концептуальную систему на культурные процессы, но междисциплинарная напряженность не была снята, и поэтому потребовалась новая, более динамичная теоретическая основа, изложенная в его книге «Культура и взрыв».

Фокус и монстр представляют собой два базовых элемента – один «формальный», другой «содержательный», тематический, – действием которых объясняется значительная часть эффектов удивления в искусстве. Между ними много общего: демонстративность, нередко проявляющаяся в собственно зрительных структурах, связь с чьим-то телесным присутствием, симулякры, которые ими создаются, энергетические и миметические реакции, которые ими стимулируются, онтологическая (не)прозрачность, смущающая их зрителей. Оба они выполняют сразу две обычных функции художественной рецепции – «очарование» и «шок».
Возникнув в культуре еще в древности, эти два элемента выдвинулись в центр новоевропейского искусства, как словесного, так и визуального; вокруг них организуется ряд двойственных, познавательно-эстетических художественных конструкций, которые сегодня автоматизировались в трюках и чудовищах, во множестве эксплуатируемых коммерческим кино и другими порожденными им техническими искусствами. Взятые вместе, они характеризуют «магическое», а не «мифологическое» начало секуляризованного искусства, где преобладает не постижение авторского замысла, а формирование читательского/зрительского восприятия.

В творчестве одного из наиболее значительных французских прозаиков ХХ века Мишеля Турнье роман «Золотая капля» (1985) выделяется массированным присутствием разнообразных визуальных образов – фотографий, рисунков, манекенов и т.п., — в символических взаимоотношениях с которыми складывается жизнь героя, алжирского юноши-иммигранта во Франции. Это взаимодействие поддается идеологическому описанию в духе постколониальной теории или с помощью культурологической оппозиции «знаковой» исламской культуры и «образной» новоевропейской; однако автор романа намечает свою, оригинальную концепцию визуально изображения, связанного с личностью субъекта, но ускользающего от его контроля в силу своей серийной множественности. В таком специфическом варианте Турнье практически разрабатывает проблему интрадиегетического образа – визуального изображения, включенного в сюжетное действие.

Задача предлагаемого доклада – не интерпретировать обобщенный смысл поэмы Пушкина «Медный всадник» (идеологический, исторический, религиозно-мифологический), а описать, как в ней структурирован индивидуальный опыт героя и читателя. Этот опыт формируется во взаимодействии словесного текста и внетекстуальных визуальных структур, которые охватывают историческую топографию Петербурга и зрительный облик фальконетовского памятника Петру I. Связанный с эстетикой возвышенного, этот монумент превращается в поэме в фантастическую фигуру: он организует пространство, где происходит сюжетное действие, вступает в амбивалентные отношения с водной стихией и магически управляет реакциями и поступками героя. Доклад составляет часть более широкого исследования о визуальных изображениях, включенных в литературное или кинематографическое повествование. Анализ визуальных структур в поэме Пушкина опирается на традицию филологических исследований ее текста, применяемых поэтом словесных приемов и эффектов.